Оказывается, СССР нужен нам для того, чтобы придать смысл нашему существованию.
Я был дитя холодной войны. В 1961 году, когда я родился, взошла Берлинская стена. Когда мне было почти полтора года, кубинский ракетный кризис заставил моих родителей задуматься, наступит ли завтра (в то время мы жили в центральной Флориде). Мой отец был офицером ВВС. В 1964 году он был направлен в Турцию, где содержал в боевой готовности истребители-бомбардировщики F-100 Suer Sabre у Измира, вооруженные ядерным оружием.
В 1965-66 его отправили во Вьетнам воевать с коммунистами. В 1969 году его отправили в Южную Корею, чтобы он был готов сделать то же самое. В 1975 году он привез нашу семью в Турцию, где я был окружен реальностью секретных американских постов прослушивания времен холодной войны в Синопе, которые шпионили за советскими коммуникациями, секретной сейсмической станции, которая наблюдала за советскими ядерными испытаниями, и секретных бункеров, вооруженных ядерным оружием. оружие, которое будет загружено на турецкие истребители в случае войны с Советским Союзом.
В 1977 году мы переехали в Западную Германию, где советская угроза была повседневной реальностью. Американские танки и бронетранспортеры заполнили немецкие шоссе и проложили пути на немецких полях, когда они готовились сразиться с советской армией, которая была сосредоточена буквально через границу.
Мой дом, расположенный в живописной немецкой деревне, был в двух шагах от хранилища ядерного оружия США, а это означало, что, если воздушный шар все-таки взлетит, мы, скорее всего, взлетим вместе с ним. Я трижды ездил в оккупированный Берлин: автомобильным, железнодорожным и самолетным транспортом. Каждый раз отдавал меня, по крайней мере временно, на откуп окружавшим Берлин советским солдатам.
Я пошел в армию в 1979 году с особой целью быть отправленным на передовую, чтобы я мог сражаться с Советами, как только они пересекут границу. Позже, как офицер морской пехоты, я тренировался сражаться с Советской Армией, используя только что разработанные правила маневренной войны. Моя карьера как офицера разведки заключалась в том, чтобы меня направили в военную миссию связи в Потсдаме, Восточная Германия, где я получил бы фактическую лицензию на шпионаж за советской группой войск в Германии.
Вместо этого я был одним из первых лиц, назначенных во вновь созданное агентство по инспектированию на местах, созданное для выполнения договора о ракетах средней и меньшей дальности (РСМД), подписанного президентом Рональдом Рейганом и генеральным секретарем Михаилом Горбачевым в декабре 1987 года.
Я находился в городе Воткинск, к западу от Уральских гор, за пределами завода по сборке ракет, где я наблюдал за выходящими с завода мобильными межконтинентальными ракетами СС-25, чтобы убедиться, что они на самом деле не СС-20. запрещенные договором ракеты средней дальности. Жизнь в Воткинске дала мне степень кандидата наук по советской действительности. Я научился любить язык, культуру и традиции моего заклятого врага, делая их меньше в процессе. Договор был основан на принципе взаимности, а это означало, что то, как мы относились к советским инспекторам, базирующимся за пределами завода по производству твердотопливных двигателей Hercules в Магне, штат Юта, влияло на то, как Советы обращались с нами в Воткинске, и наоборот. Договор был обоюдоострым, и в конечном итоге такое равенство перед законом, так сказать, сделало нас равными в глазах других.
Я вырос в страхе перед Советским Союзом.
После двух лет почти непрерывного контакта с горожанами и заводскими рабочими Воткинска этот страх сменился уважением, которое можно получить, только по-настоящему узнав кого-то - хорошего, плохого, уродливого, но в основном хорошего. . Накопление знаний помогло избавиться от страха, основанного на незнании, который доминировал в моем мировоззрении до моего назначения в Воткинск.
Я оставил эту работу летом 1990 года, вооружившись осознанием того, что нация, которую я когда-то считал своим смертельным врагом, стала если не верным другом, то надежным коллегой, особенно когда дело касалось вопросов, представляющих взаимный интерес. Я сражался в «Бури в пустыне» как часть международной коалиции, которая стала возможной только потому, что Советский Союз решил не продолжать практику холодной войны, налагая вето на все, что могло быть воспринято как дающее США геополитическое преимущество.
После войны в качестве инспектора ООН, отвечающего за разоружение иракского оружия массового уничтожения, я работал в тесном сотрудничестве с советскими дипломатами и военными, чтобы выполнить мандат, данный нам Советом Безопасности. В декабре 1991 года я работал в тесном сотрудничестве с одним советским специалистом по контролю над вооружениями над подготовкой планов долгосрочного мониторинга промышленного потенциала Ирака по производству ОМУ, во время поездки в Ирак с другим советником, старшим полковником, который был экспертом по ракетам SCUD, чтобы раскрыть аспекты прошлой ракетной деятельности Ирака, которые они в то время скрывали от инспекторов. Для меня опыт инспекции вооружений с ООН был продолжением работы, которую я начал с Советским Союзом несколько лет назад в Воткинске, где мы сотрудничали друг с другом, стремясь достичь взаимовыгодного результата.
Я вернулся из Ирака за несколько дней до Рождества и сидел в гостиной моих родителей, когда стало известно об отставке Михаила Горбачева и распаде Советского Союза.
Я сидел в потрясенном молчании, когда на телеэкране воспроизводилось изображение советского флага, который срывается с Кремля и заменяется триколором Российской Федерации.
Говорящие головы по телевидению провозглашали победу в холодной войне, празднуя кончину врага, который был доминирующей силой в США с точки зрения внешней политики и национальной безопасности на протяжении большей части 35 лет.
Я не разделял их ликования.
Я вырос, считая Советский Союз своим врагом, и в молодости учился убивать или быть убитым, когда дело доходило до любого взаимодействия с гражданами Советского Союза.
Позже я научился уважать Советский Союз как трудолюбивых, благородных людей, которые были продуктом истории, которую необходимо знать и понимать, чтобы увидеть их с правильной точки зрения.
Однако большинство моих соотечественников-американцев имели лишь поверхностное представление о советской истории. Невежество, проистекающее из такой поверхностности, помогло создать представление об американской победе в связи с распадом Советского Союза.
Я не разделял этой точки зрения. Вместо этого я задавался вопросом о балансе, который существовал в мировых делах во время холодной войны, который был достигнут только благодаря паритету, который существовал между двумя странами с точки зрения их соответствующей способности уничтожать друг друга с помощью ядерного оружия. Я думал о прогрессе, достигнутом во взаимном отходе от бездны ядерного уничтожения, которое пришло с принципиальным взаимовыгодным двусторонним разоружением. И я размышлял о потенциале, который только начинал проявлять себя в Организации Объединенных Наций по вопросам Ирака, где совпадали интересы США и СССР.
Когда я увидел, что над Кремлем в последний раз спустили флаг Советского Союза, я почувствовал, как в моей психике открылась дыра.
Враг, с которым я подготовился бороться, стал коллегой и даже другом. А теперь его не было. Не побежден, потому что я больше не считал Советский Союз врагом. Просто ушло, а вместе с ним и чувство равновесия, которое придавало смысл миру за те три десятилетия, которые я прожил на Земле к тому моменту.
****
Скотт Риттер - бывший офицер разведки Корпуса морской пехоты США и автор книги « Король скорпионов : самоубийственные объятия ядерного оружия Америкой от Рузвельта до Трампа». Он служил в Советском Союзе инспектором по реализации Договора о РСМД, в штабе генерала Шварцкопфа во время войны в Персидском заливе, а в 1991–1998 годах - инспектором ООН по вооружениям.
Свежие комментарии