Когда Советский Союз, после Шестидневной войны 1967 года на Ближнем Востоке, разрешил советским евреям  эмигрировать,  мечты о  свободной еврейской эмиграции в Израиль стали превращаться  в  реальную возможность.

Но вскоре  они  были разрушены, поскольку советский налог на эмиграцию 1972 года сделал эмиграцию очень дорогой и обременительной. Чтобы эмигрировать из Советского Союза, советские евреи должны были  выплатить большие деньги за свое образование, включая высшее, которое по конституции было в Советском Союзе  бесплатным для всех граждан.

В мае 1972 года, президент Ричард Никсон и советник по национальной безопасности Генри Киссинджер,  незадолго до внесения в Конгресс США поправки Джексона-Вэника к Закону о торговле,  провели переговоры с советскими властями об отмене  подушного  налога  на  эмигрантов.

Поправка была направлена ​​на улучшение торговых отношений США со странами с нерыночной экономикой (в основном социалистическими странами с плановой и командной экономикой), которые ограничивали свободу еврейской эмиграции. Поправка содержалась в Законе о торговле 1974 года, принятом Конгрессом США, и подписанном президентом Джеральдом Фордом 3 января 1975 года.

Я покинул Советский Союз 16 марта 1977 года - день, который я  всегда  буду помнить!

 

Действительно, благодаря дипломатии Ричарда Никсона и Генри Киссинджера,  легальная эмиграция из Советского Союза, впервые со времен Октябрьской социалистической революции 1917 года,  стала реальностью. 

Тем не менее возможности советских евреев эмигрировать по-прежнему были ограничены советскими властями и доставляли проблемы многим евреям, особенно тем, кто имел доступ к военной или специнформации на своем рабочем месте. Большинство претендентов на эмиграцию будут уволены с работы или исключены из университетов, а затем несколько месяцев будут ждать в неопределенности  получения от советских властей разрешения на выезд из страны, - нервотрепка.

Советское правительство также ввело ограничение на сумму активов, которые могли быть вывезены из страны эмигрантами. Каждый эмигрант мог обменять всего 90 рублей на 120,00 долларов (российская валюта не была конвертируемой до 1991 года), и ему разрешали взять с собой 200 граммов серебра, одно золотое кольцо, одну золотую цепочку, один фотоаппарат, одну шубу и шляпу и практически  все остальное -  в ограниченном количестве. Однако все эти личные вещи приходилось складывать и перевозить в двух местах багажа и одной личной сумке - аналогично сегодняшним ограничениям на поездки в самолетах. 

На самом деле некоторые русские (не  смейтесь - так в тексте, примечание переводчика, perevodika.ru)  семьи за свою жизнь накопили значительную личную собственность. Таким образом, они превращали свое имущество в ликвидные активы (в основном алмазы и антиквариат), надеясь вывести эти сокровища из страны. Впоследствии многие были задержаны сотрудниками таможни на пограничном пункте пропуска с конфискацией контрабандных предметов и суровыми наказаниями. Но некоторым повезло больше. Для них риск стоил того.

Леониду Реффу, моему соседу по комнате и другу во время прохождения иммиграционной проверки в Италии перед въездом в страны,  пришла в голову блестящая идея - построить шубу из соболя огромного размера 64. «Если мне позволяют взять одну шубу, то это будет огромная шуба», - повторял он, гордясь своим творческим решением проблемы.

Леониду было около 30, это был  эмоционально уравновешенный,  пропорционально  сложенный  мужчина  среднего роста. Он был из Харькова, промышленного города на северо-востоке Украины. В Харькове он был фотографом - высокодоходная профессия, приносившая  хорошие деньги  в  Советском Союзе. Итак, у Леонида были общие активы около 50 000 рублей, большие деньги для среднестатистического советского человека в то время; и ему пришлось найти творческий способ превратить свои активы в ценные товары, которые позже будут проданы где-нибудь на Западе, чтобы вернуть свои активы в этой необычной финансовой операции. 

Леониду удалось закупить соболиные шкуры высшего качества, нанять искусного портного и поручить ему сшить шубу гигантских размеров со всеми необходимыми характеристиками - карманами, рукавами, цветом и т. д. Мода в  расчет не принималась. Портной был щедро вознагражден за свои услуги, и шуба  была закончена  до отъезда Леонида из Советского Союза. Шуба была огромной, поэтому Леониду пришлось соорудить большую  сумку, чтобы упаковать её.

Оба, Леонид и его шуба, успешно покинули страну весной 1977 года и через несколько недель прибыли в Остия-ди-Лидо, Италия, где он снял со мной квартиру по адресу Via di la Sirena 23, кв. 7. Большинство еврейских иммигрантов (за исключением тех, кто подал прошение о иммиграции в Израиль) сначала прибывали в Вену, Австрия,  и  оставались там  на несколько недель. Оттуда их доставляли  поездом в Рим и Остию-ди-Лидо, Италия. В Италии эмигранты проверялись властями, а затем ждали разрешения на следующий и последний пункт назначения  -   в страны, принимающие  иммигрантов, в основном в США, Канаду, Австралию, Новую Зеландию и Западную Германию. 

Мечтой  Леонида был Чикаго. «Я продам свои соболиные шкуры в Чикаго и на выручку открою фото-бизнес», - с гордостью планировал Леонид. 

Примерно через три месяца после нашего приезда в Италию Леониду была  назначена встреча  с советником посольства США и представителем Общества помощи еврейским иммигрантам - некоммерческой организации, спонсирующей переезд  политических беженцев в страны, принимающие  иммигрантов. Леонид был полон волнений и надежд. «Разве что-то  может пойти не так?» - считал  он. Но это произошло. 

В тот день Леонид  пришел  с  назначенного американскими  властями  приема  бледным,  молчаливым,  и в подавленном состоянии. «Они отказали мне во въезде в Соединенные Штаты», - сказал он мне дрожащим голосом. «Они не позволяют членам коммунистической партии проживать в Америке!» - воскликнул он.

Я был удивлен и шокирован этим откровением. "Как? Леня, ты коммунист? »- спросил я его потрясенно. «Но почему  Леня? Ты  же  фотограф!» Я потребовал  ответа. «Да, я  фотограф», - подтвердил он. «Но фотография в Харькове была  сторонним  занятием. Я использовал свой  партбилет  как  прикрытие, чтобы меня не заподозрили в “левачестве”», - пояснил он.

«Хорошо, но что с того, что ты бывший член КПСС?»  спокойно спросил  я  его. «Ну, кажется, в США есть закон, запрещающий коммунистам из других стран постоянно проживать в Америке. Мне сказали, что это восходит к 1953 году, что-то вроде закона сенатора Маккарти, - объяснил Леня, недоверчиво покачав головой. 

«Но что с тобой теперь будет?» - с сочувствием спросил я его. «Ты знаешь, мы здесь в подвешенном состоянии. Мы никто в Италии».  Я посмотрел  на Леню,  меня тревожила его ситуация.

«Ну, они перераспределили меня для иммиграции в Перт, Австралия», - ответил Лео. «Мне сказали, что Австралия не принимает иммигрантов с туберкулезом, психическими и некоторыми другими заболеваниями. Судя по всему, на коммунистов  им наплевать», - продолжил Лео. «Но теперь, перед отъездом из Италии в Австралию,  мне нужно избавиться от шубы. В австралийской пустыне соболь не нужен» - сказал  Лео с ухмылкой.

На следующий день уже  мы были в мастерской портного, расположенной за углом от нашей квартиры на Виа ди ла Сирена. Жители Остии-ди-Лидо знали о том, что русским иммигрантам необходимо любой ценой продать  свое имущество до отъезда из Италии, и они пользовались  отчаянным положением  иммигрантов. 

Портной был коренастый,  небольшого роста  сицилиец средних лет, с  живой  жестикуляцией. Он почувствовал запах сделки, как  только  увидел, что мы заходим в магазин с огромной спортивной сумкой. Леня развернул шубу  и спросил на ломаном итальянском: «Quanto pagherai? (Сколько заплатите?) «Портной внимательно осмотрел шубу, посмотрел прямо в глаза Лёне, и  пробормотал что-то по-итальянски, одновременно размахивая руками во все стороны,  затем нацарапал на листке бумаги - 500 долларов. 

Леня тупо уставился на портного, затем его глаза широко раскрылись, а рот приобрел форму буквы О. Он слегка наклонился к портному и закричал по-русски: «Я лучше сожгу эту долбаную шубу прямо здесь в твоей лавке,  чем продам её  тебе. Я заплатил за неё 40 000 рублей, а ты мне предлагаешь  500 долларов. Ты грязное спагетти!» Портной не говорил по-русски, но понял, что этот крик означает: «Сделки не будет!»

Несколько месяцев спустя Леня  получил разрешение на иммиграцию в Перт, Австралия. Он был моим соседом по комнате в Остии-ди-Лидо почти девять месяцев, и, в конце концов, мы, делясь друг с другом своими планами, надеждами, мечтами, тревогами и стремлениями,  стали  добрыми друзьями. 

Примерно через два месяца после отъезда Лени  в Австралию я получил разрешение на иммиграцию в США. В Америке, к сожалению, я потерял связь с ним. Сегодня я только надеюсь, что его иммиграция в Австралию прошла успешно и  соболиная шуба  нашла пристанище в  доме  добропорядочных  владельцев. 

Лео, где бы ты ни был. Позвони мне. Давай переписываться!

Источник